ШУШИ. МОЙ БРАТЕЦ-ТОПОР…
… Мой город…
…Думаю, вы поймете, если написанное мною сегодня будет немного эмоциональным, немного, как бы мне это сказать, поэтичным, если, вдруг так получится, я имею в виду, если удастся вновь попасть в город вместе с отцом, братом, дедом, то обязательно с ружьем, ножом…топором… А как ты думал… брат?… Мой город по-другому не примет меня… так было всегда, ничего не изменилось – ни турки, ни, конечно, армяне… противостояние. Он с диким желанием убить меня, я – с возведенным курком ружья. Другого варианта нет, исключено.
Бесконечная борьба, часто без правил и секундантов …
Когда отец с ружьем вошел в дом турка, его жена взвыла… а мужчины пали на колени перед моим отцом со славами «Курбан олум» (стану твоей жертвой)… и знаете почему, да потому что их 20-летний отпрыск днем прилюдно стал обзывать 10-летнего Норика, который спокойно играл в своем дворе… и в тот же день мастер Або «атаковал» дом турка… А как иначе, брат, в коммунистическом Шуши, в 60-е годы… он дал понять, кто кем является, нет, ясно представил правила игры… полностью, всего одним выстрелом из охотничьего ружья… естественно вперемешку с матом: «Я вашу….».
Да, да, всего одним выстрелом из охотничьего ружья мастер Або дал понять и убедил турка, что это его город, его двор, его улица, и ему нечего уступать, и даже нет намерения. Насколько я помню, после этого случая отец в ущелье Унот учил нас с братом стрелять, при том из наших же ружей… Он развешивал на деревьях какие-то непонятные картинки и приказывал стрелять, и мы стреляли почти без промаха… Что касается крепкого словца, то считал это его и только его прерогативой, говорил, вы еще малы и вам нельзя… Сначала научитесь стрелять, а затем… А Шуши был очень красивый, красочный, холодный и жаркий, опасный и необработанный... в нем не было пустого дома. Все друг друга знали, например, знали у кого какое оружие, сколько петухов.
Турки были мусульманами, не азербайджанцами, не турками, просто мусульманами. Назвать турком было чем-то вроде объявления войны, непонятно почему оскорбительным. Но мы их никогда не называли мусульманами, турками и только турками.
Город становился краше особенно летом, когда улицы и единственный парк наполнялись златовласыми, голубоглазыми и белокожими красавицами, которые приезжали в Шуши из больших и малых городов Советского Союза… Вы не удивляйтесь, но мои волосы до сих пор чувствуют тепло их нежных рук… Но не могу отрицать, что армянские и мусульманские женщины города считали те летние месяцы адскими, проклятыми, тяжелым испытанием.. Ну и что тут скрывать, не все выдерживали… Немногие в целости и сохранности встречали туманную осень, когда улицы, как будто, вмиг опустели … И когда тьма опускалась на дома и дворы, раздавался оглушительный и пугающий вой… и никто, никто так и не понял, выли ли это собаки и гиены, или же бездомные и отчаявшиеся самцы-мусульмане…
Позвольте мне сказать еще одну вещь, мы никогда не шли через азербайджанские кварталы в одиночку. Даже если и проходили, то группами и обязательно вооруженными. Я, например, с 10 лет без ножа никогда из дома не выходил, и это было настоятельным требованием моего отца. Мужчина без ножа все равно, что девица. Если было бы возможно, носил с собою и охотничье ружье с 10-15 патронами. Только так мы могли справиться с десятками идущих на нас подонков, возвратиться домой с относительно небольшим количеством ранений, без серьезных потерь. Мы просто прекрасно пользовались шушинским камнем, то есть довели до совершенства забивание камнями, и после блестящих действий наших наводчиков на поле боя оставались десятки разбитых дыноголовых.
Да, в моем городе армяне и турки не дружили, не раскрывали друг перед другом двери. Только одно «Здрасьте», и то фальшивое и желчное. Окна были закрыты, шторы тяжелые, стены высокие. Еще одна особенность, которую я заметил, но в те годы ничего не понимал: мусульманские дети часто рождались больными, калеками, с множеством психических отклонений. Было много случаев, когда они рождались мертвыми.
-Божьей кары не избежишь, - таково было объяснение моей бабушки.
-Их мать еще долго будет плакать, я их…- вы, наверное, догадались, что так мог выразиться только мой отец, как всегда честно излагая публике свою точку зрения.
-А в чем вина ребенка?- так, как правило, могла подумать моя мать, и может быть, тетя. А точку поставил наш учитель литературы товарищ Маркосян:
-Пути Господни неисповедимы…
А мусульманские дети продолжали рождаться такими, почти в каждой семье был такой ребенок, один из 4-5 детей имел какие-то дефекты. Кто-то был слепой, кто-то хромой, кто-то неподвижный, кто-то глухой…немой… Говорили, что проклятье вошло в их дома и не собирается уходить… Проклятие не переставая делает свое дело, утверждая свою власть…
А рожденные в армянских семьях были крепкими, красивыми, высокими, часто голубоглазыми и златовласыми.
И в завершение, вновь про мой нож. Это был подарок отца, когда я перешел в третий класс. Он был очень красивым, острым, помещался в кармане. Мама, естественно, была против таких подарков, но я не смог не принять нож… Отец, конечно же, предупредил, что это военная тайна, но хватило нескольких дней, чтобы эта военная тайна стала достояниями моих друзей и близких. И мы были горды и счастливы, что идем в школу вооруженные, и никакая атака из турецких кварталов совершенно нас не пугала. А когда однажды этот маленький, помещающийся в ладони нож выполнил свою миссию, мы убедились раз и навсегда, что жить без оружия будет все труднее и труднее, почти что невозможно, что без моего братца-топора бумажные птицы, которые мы сделали, никогда, никогда не взлетят над древним городом, который мы создали …
Норек ГАСПАРЯН